Австрийский поэт Эрнст Джендл изобразил в своем стихотворении необычное выступление странного оркестра. Как только дирижер подходил к пюпитру и поднимал палочку, музыканты, подражая ему, размахивали инструментами в воздухе. Дирижер отвечал постукиванием палочки о пюпитр и видел, как музыканты, реагируя на его действия, разбивали инструменты о пол. Он протягивал руки – они начинали метаться по залу, подобно птице, размахивающей крыльями. Его голова падала на грудь – они прятались, зарываясь в пол. Неистовый концерт, продолжаясь в том же духе, так и не смог показать то, что называется музыкой.
С первого взгляда представление кажется хаотичным – оркестр дичает и выходит из-под контроля, оставляя дирижера вспотевшим и разочарованным. Однако название произведения является ключом к его новому пониманию. Стихотворение называется «Фанатичный оркестр», и по мере дальнейшего чтения нам становится ясно, что действия музыкантов далеко не беспорядочны. Напротив, каждое их перемещение отражает фанатичное стремление к послушанию, попытку наиболее точным образом ответить на малейшее движение дирижера. У них есть желание быть послушными, нет только мудрости для понимания того, какая реакция является подходящей, а какая – нет. По мере того, как Джендл изображал дирижера с протянутыми руками и опустившейся на грудь головой, мы начинаем понимать, что иногда скрупулезное желание христиан быть послушными их распятому Господу может напоминать ту же самую картину.
Стихотворение Джендла поднимает вопрос, имеющий непосредственное отношение к христианскому образованию. Его фанатичный оркестр, изображенный с помощью гиперболы, отражает ситуацию, в которой посвященное личное послушание может привести к краху из-за отсутствия мудрости. Как это связано с христианским образованием? Признавая Писание как Божье Слово, можно утверждать его авторитет в каждом аспекте учебной программы, заявляя при этом, что все, что делается в школе, должно быть построено на библейском основании, и в тоже время производить так мало того, что будет являться «музыкой» для Божьего слуха. Только лишь утверждение, что для нас высшим авторитетом является Библия, еще не говорит о том, как Писание естественным образом должно оказывать влияние на все происходящее в классе.
Самые искренние попытки осуществить проект библейского христианского обучения могут временами слегка напоминать музыкантов Джендла. Несмотря на то, что в христианских школах существует множество примеров правильного использования Библии, все же бывают случаи, когда библейские тексты вплетаются в учебную программу, демонстрируя недостаточную чувствительность в понимании идеи, контекста и значения выбранных из Писания отрывков. Учителя, с которыми я обсуждал эти вопросы, рассказывали мне, что, изучая тему о температуре, в качестве примера они ссылались на огонь Божий. Были и такие случаи, когда обращение Иисуса к Петру, как к камню, использовалось на уроках по изучению геологии! Нет сомнений в том, что эти два примера являются большими отклонениями от истинного значения библейского текста. Однако, как и в ситуации с оркестром, проблема заключается не в недостатке посвящения, а в отсутствии мудрости.
Даже когда к Писанию относятся более вдумчиво, отношение к учебному плану может оставаться поверхностным. Недавно я просматривал сборник задач по математике, в котором словесные тексты заданий были связаны с элементами христианской жизни («Если миссис Браун для библейской воскресной школы покупает 15 тетрадей по 75 центов за каждую…»). Математические задания этого учебника включали в себя множество уместно процитированных библейских стихов. Но, несмотря на это, проверяя все задачи, связанные с деньгами (их было много), я обнаружил, что все они были посвящены тому, как заработать деньги или израсходовать их на различные товары. Во всей книге не было ни единого примера, показывающего, что деньги были пожертвованы или с кем-то разделены. Искренность и поверхностность, как оказалось, могут прекрасно уживаться друг с другом.
Все это имеет отношение к тому, каким мы видим осуществление проекта по христианскому образованию, который должен, хотя бы отчасти, переплетаться с обучением по-христиански, основанном на Писании. Оказывается, недостаточно заявить о главенстве Библии над всем учебным процессом, и даже если в обучающей деятельности постоянно ссылаться на Писание и приводить цитаты из Библии, то это еще не даст даже малейшей гарантии того, что все происходящее целиком и полностью станет «библейским».
Итак, каким же образом нам следует соотносить Библию с образованием? Результаты трехлетнего исследования, проведенного «Степлфорд-Центром» (Центр христианского образования в Ноттингеме, Англия; (см. www.ctapleford-centre.org) показывают, что не существует единого правильного ответа на этот вопрос, но есть несколько вариантов, каждому из которых стоит уделить внимание. После исследования огромного количества разнообразных христианских дискуссий по поводу образования, мы определили пять различных моделей того, как Писание может направлять процесс обучения. Эти модели подробно рассмотрены в книге The Bible and the Task of Teaching («Библия и задачи преподавания») [Nottingham, UK: Stapleford Centre, 2002], отражающей результаты данного проекта. В ограниченных рамках данной статьи я сделаю краткое описание четырех методов, а затем подробнее остановлюсь на пятом.
- Учитель как «живая учебная программа»
Мы обнаружили, что с первыми двумя моделями знакомо большинство учителей-христиан. Первая часто называется моделью «воплощения». Находясь в классе, учитель «воплощает» в себе добродетели и черты характера, определенные Библией. Таким образом, жизнь учителя становится мостиком, соединяющим Писание и обучение: учителя изучают Библию, и в результате призыва стать подобными Христу в них происходит процесс преобразования, они возрастают в смирении, любви, сострадании, терпении и настойчивости. Это очевидно проявляется на уроках и во взаимоотношениях с учениками. Такие отрывки как Послание Иакова 3:1-17 и 2-е Послание к Тимофею 2:23-25 становятся их девизом. Обучая детей, они формируют в них модели библейского образа.
- Следование учениям
Вторая модель больше фокусируется на библейском учении о реальности. Она начинается со стремления сформулировать утверждения, основанные на библейской истине, а затем совершается попытка проследить, каково значение этих утверждений для современного образования. (Например, «люди созданы по образу Божьему, поэтому мы должны отвергнуть механистические теории о том, как учащиеся учатся»; «половые отношения – это дар, предназначенный для брака, поэтому мы должны говорить об этом в контексте семьи, а не просто на уроках по биологии»). Иногда может оказаться, что определенные учения явно подтверждают, а может быть исключают те или иные идеи или практику применения. Поэтому чаще всего это будет, скорее, творческой попыткой разработать приемы практического применения, соответствующие библейскому учению.
Эти первые две модели иногда риторически противопоставляют друг другу (пиетисты* с добрыми сердцами, не считающие нужным развиваться интеллектуально, против доктринальных «фанатов» с мировоззрением, заостренным на научно-богословских деталях в подходах к вере). Но на самом деле, ни один из них не может существовать без другого. Если мы не живем согласно тому, чему учит Писание, то наши разговоры о мировоззрении могут не выдержать критики скептического слушателя. Если наша порядочность и духовная сердечность не сопровождается здравым мышлением, то это может привести к тому, что наши ученики будут следовать за нами в сомнительном направлении.
- Рассказы людей и Рассказ
Третья модель фокусируется на рассказе. Различные богословы последних десятилетий указывали на то, что Библия – это не просто сборник доктринальных вопросов, которые нужно расставить в логическом порядке; она состоит из большого количества рассказов. Одновременно с этим философы доказали, что те истории, которые мы слышим и рассказываем сами, являются важными строительными блоками самовосприятия. А теоретики образования указывают на то, что образование по своей форме – это повествование историй. Это означает не только то, что учителя и учебники постоянно в качестве примеров-иллюстраций используют рассказы. Но также относится и к тому факту, что учебная программа сама по себе состоит из более широкомасштабных историй о нашем мире и направлении человеческой жизни:
- о благородном Колумбе, открывшем Новый свет, или о Колумбе, жаждущем золота, и поэтому завоевавшем Америку;
- о растущем технологическом прогрессе, улучшающем качество жизни и побеждающем голод и болезни, или о слепой вере в технологию, ведущей к уничтожению окружающей среды, и еще более разрушительной военной технологии;
- ровном восходящем жизненном пути, отмеченном ростом личного благосостояния и власти, или о самоотверженных, жертвенных поступках, основанных на других системах жизненных ценностей;
- об истории как медленном шествии к секулярному либерализму или о секулярном Западе как о временной аномалии в мире, полностью пропитанном религией.
Как эти короткие примеры, рассказы, подспудно лежащие в основе учебной программы, отражают наши основные ценности и взгляды на мир. Это также относится и к библейскому рассказу о мире и о людях, наполняющих Землю. Отражена ли картина библейского рассказа в тех образах, которые мы используем для наших учебных историй? Как одна история может стать основанием для критической оценки другой?
- От канона к классной комнате
Четвертая модель направлена на библейский канон (собрание книг, утвержденных христианской церковью как богодухновенных), и предполагает, что он в определенной степени может нас научить преподавать и обучать. Если мы посмотрим на различные части канона, то обнаружим разные модели преподавания и обучения. В нем есть Тора (книга Закона). В еврейских семьях дети спрашивают, что означают те или иные предметы или явления, и получают авторитетные, неизменные, утверждающие истину ответы (например, Ис. 12:26-27). Там есть книги пророков, в которых рефреном звучит более требовательное: «Вы слышали, что было сказано, но теперь я говорю…», – их основной задачей зачастую является разрушение установленного людьми представления о порядке вещей (например, Иер. 7:21-26). Там есть книги мудрости, которые обращаются к накопленному опыту – пойдите и посмотрите на муравьев или на виноградник ленивого человека (Пр. 6:6, 24:30). Там говорится об Иисусе, обучающем на горе, опрокидывающем столы или указывающем на лилии (Мат. 5, 6, 21), в Котором, объединены все эти модели. Основной вопрос здесь такой: какие различные модели преподавания и обучения предоставляет нам Библия; дает ли всеобъемлющее Писание намеки на то, как они дополняют друг друга, противоречат друг другу или создают баланс? Все ли они должны отражаться в нашей преподавательской деятельности?
О каждом из этих четырех подходов можно сказать намного больше – существуют статьи и целые книги, рассматривающие их с различных сторон. Однако в данный момент мы не можем провести анализ каждого из них. Более подробно, в деталях, я разберу пятый подход, чтобы точнее понять хотя бы одну область. Пятый подход связан с метафорами.
- Размышление над метафорой
Писание изобилует красноречивыми метафорами (Господь – пастырь, скала или муж; верующие – храм, строительные камни или части тела и так далее). Педагогическое мышление тоже вдохновляется направляющими метафорами (школа – семья, фабрика или рынок; ученики – чистая доска, сосуды, заводы или потребители и так далее). Такие метафоры оказывают значительное влияние на наше поведение: если смотреть на Бога как на космического полицейского, то сформируется один тип духовности; если смотреть на Бога как на милосердного Отца, – другой. В соответствии с этим, подход к обучению как к определенному виду тренинга, пасторской заботы или театральной постановки устанавливает абсолютно разные стили общения в классе. Вопрос в том, как эти две сферы – метафоры и педагогическая деятельность – взаимосвязаны на практике.
В первую очередь стоит обратить внимание на то, что даже в самом стремлении думать по-библейски мы имеем различные метафоры, и каждая из них направляет наше внимание по-особому. Когда мы говорим о библейском «фундаменте», мы концентрируемся на безопасности и прочности, на том, что дает зданию возможность стоять твердо; но этот образ также предлагает нечто статичное, то, что, будучи однажды заложенным, остается неизменным и невидимым. Разговор о Писании как об «очках» или как о данном нам «мировоззрении» сосредоточен на зрительном восприятии и предполагает, что Библия дает нам более ясное видение; также подразумевается, что мы обладаем более полноценным представлением о реальности и беспристрастностью наблюдателя. Взгляд на Писание как на «светильник ноге моей и свет стезе моей» (Пс. 118:105) предполагает путешествие в ночи с мерцающим факелом, который не закреплен на одном месте, но движется вместе с нами по мере того, как мы продвигаемся вперед, и дает нам возможность смотреть вперед на несколько шагов. Каждая метафора по-своему и полезна, и ограничена, взятая отдельно от других, она может ограничивать нас, если мы чрезмерно подчиним ей наше мышление.
При фокусировании конкретно на преподавании и обучении во всей истории библейских метафор можно найти разнообразные примеры, давшие направление педагогической мысли. Яна Амоса Коменского, жившего в XVII веке, называют знаменитым первопроходцем современного образования. Свою основную работу по педагогике он начал с разговора о саде. В предисловии к своей «Великой дидактике» он написал, что «Бог, создавший человека из праха, поместил его в рай желаний, который Он насадил на востоке, не только для того, чтобы человек ухаживал и заботился о саде, но также и для того, чтобы люди могли стать садом наслаждения для своего Бога». Говоря другими словами, люди не только были поселены в сад наслаждений, но и сами были призваны стать садом наслаждений. Эту идею Ян Коменский почерпнул в книге пророка Исаии 5:7. «Мужи Иуды – любимое насаждение Его». Это понимание расширилось в трудах Коменского в целую сеть метафор о саде, в которых, например, ученики из разных классов были названы клумбами фиалок и роз, а также газоном травы. Учителю нужно «поливать Божьи растения», а школа предназначена для того, чтобы быть «садом наслаждений». Определив библейские корни представлений Коменского, мы получаем ясное понимание того, что он не имел в виду присущую романтизму идею о том, что детей нужно оставить в покое, чтобы они развивались и цвели естественным образом, с минимальным вмешательством со стороны взрослых. Сад наслаждений – это противоположность диким природным лесам. Это место тщательной культивации и непрерывной дисциплины. Это место, где Бог должен иметь возможность ходить в прохладе дня, находя благоухание и наслаждение. В этом месте есть все основания для игр и удовольствий. Это место, в котором каждый день разыгрывается драма, в которой необходимо принять решение быть послушным или ослушаться нашего Творца.
В той или иной степени Коменский позволил определенным библейским представлениям пронизать и сформировать его представление о школьном обучении. В результате появилось видение, находящееся в противоречии с доминирующими метафорическими моделями наших дней, которые обычно представляют образование в рамках экономики (учебный план как производственный продукт, ученики/родители как потребители, учитель как менеджер) или передачи информации (мозг как компьютер, обучение как введение данных).
Паркер Палмер, ученый более поздней эпохи, в своей книге «Познать, как мы познаны: Образование как духовное путешествие» (Тo know as we are known: Education as a spiritual journey) приглашает нас рассмотреть некоторые образы, связанные с процессом познания. Он указывает на то, что Западный мир привык думать о знаниях как о форме власти. Мы боремся «с…» или работаем «над…» проблемами, пока, в конце концов, не «раскусим» их. Мы «схватываем» полученные знания (если они не «побеждают» нас, оказываясь выше нашего понимания, или не «ускользают» от нас), иногда «разбивая их» на части, чтобы нам было под силу «овладеть» ими. Такое представление отражает основную установку, направленную на манипуляцию и контроль. Палмер спрашивает о том, как могло бы выглядеть преподавание и обучение, если бы мы чаще думали о знаниях как о форме любви, особенно той ее разновидности, которая описана в 13-й главе 1-го Послания к Коринфянам? Такое знание больше характеризовалось бы личной вовлеченностью, искренним вниманием, терпением, смирением и уважением. Как и у Коменского, представления Палмера формируются под вдохновением Писания.
А может быть и нам в процессе преподавания следует больше внимания уделять библейской метафоре? Одна учительница из христианской школы в Австралии, больше узнав о метафоре, решила переделать один из разделов курса, который она проводила в рамках программы по общественным наукам для учеников подросткового возраста. Тема была связана со смертью и процессом умирания. Прежде учительница хотела начать с объяснения христианских доктрин, касающихся смерти и загробной жизни, а затем перейти к изучению того, как на смерть смотрят в австралийском обществе. В переосмысленном варианте этого раздела отправной точкой стало обсуждение метафор, вложенных в эвфемизмы, обозначающие умирание, которые ученики слышат в повседневной речи. В процессе совместной работы класс выяснил скрытую до этого картину: каждая метафора давала свой вариант представления о том, что такое смерть. Затем они продолжили работу, занявшись изучением таких библейских образов смерти, которые передаются словами «почить» или «заснуть» (Деян. 7:60), «разрушить хижину» или «переселиться в новый дом» (2-е Кор. 5:1). Скрытый смысл этих метафор рассматривался и сравнивался с уже названными народными метафорами, характерными для данной культуры. Первоначальный подход к изучению темы нельзя назвать неправильным, но переход к более широкому взгляду на метафору открыл новые возможности для обучения и побудил учеников позволить их воображению наполниться библейскими представлениями.
Разумеется, наш анализ разнообразных подходов, касающихся взаимосвязи Библии и образования, представляет собой не завершенный продукт, а фундамент для дальнейшей работы. Он указывает некоторые направления, которые можно продолжать разрабатывать, если стремиться быть чуткими к Писанию в нашей преподавательской жизни. Оглядываясь назад, на наше исследование, мы хотим выделить два основных момента, которые кажутся нам важными. Во-первых, каждый подход содержит в себе как возможности, так и опасности, как сильные стороны, так и ограничения. Следование любому отдельному подходу в отрыве от других может привести к односторонним, искаженным результатам; именно тогда, когда различные подходы сплетаются и начинают дополнять и исправлять друг друга, открываются самые богатые возможности. Любое более или менее подходящее представление о том, что может означать наличие «христианского мировоззрения», нужно провести по всем пяти областям: жизненной реакции (согласованной с Писанием), тщательной концепции (следованию учению), сюжетному видению (рассказу, лежащему в основе), каноническому балансу (примененному в классе) и освященному воображению (в работе с метафорами). Различные подходы не являются взаимоисключающими альтернативами; это, скорее всего, веревки, из которых скручен канат.
Во-вторых, эти подходы, взятые вместе, дают нам богатые возможности для исследования и экспериментов. Попытка соотнести Библию с процессом образования может иногда выглядеть, как балансирование на проволоке или отчаянный поиск двух-трех стихов из Библии, которые имеют косвенную связь с нашей учебной программой. Мы считаем, что такие переживания являются результатом слишком узкого взгляда на взаимосвязь Писания и обучения. Будьте уверены, что ничто из сказанного здесь не предполагает быстрых и легких ответов, а требует от нас верности и внимания, с одной стороны, к «контурам» Священного Писания, а с другой – к педагогической деятельности. Взаимосвязь между Библией и образованием богатая и разносторонняя. Она скорее напоминает лес, чем туго натянутый канат. Кто готов отправиться в турпоход?
Дэвид Смит Перевод с англ. О. Карпиной
______________________________________
*Пиетисты – христиане, придающие большое значение внутреннему благочестию, но исключающие интеллектуальное развитие, театр, веселое общество и т. д. Они с пренебрежением относились к научным познаниям. – Прим. редактора.
Об авторе Дэвид Смит (США) – филолог-германист; профессор Кельвин Колледжа. Автор учебников по французскому и немецкому языкам, а также соавтор книг «Дар чужестранца», «Язык в Божьем мире», «Библия и задачи преподавания».
Эта статья впервые появилась в журнале «Christian School Teacher» весной 2003 года. Она переведена и перепечатана нами с разрешения издателя. В ней передана основная идея недавно вышедшей на английском языке книги Дэвида Смита и Джона Шортта The Bible and the Task of Teaching («Библия и задачи преподавания») [Nottingham, UK: Stapleford Centre, 2002
